Хотелось бы обратить внимание наших читателей на недавно вышедшую в свет книгу доктора филологических наук, сотрудника ИМЛИ РАН, вице-президента Российского Фонда Культуры Алексея Леонидовича Налепина «Два века русского фольклора: Опыт и сравнительное освещение подходов в фольклористике России, Великобритании и США в XIX—XX столетиях» (М.: ИМЛИ РАН, 2009). Ее название вряд ли привлечет внимание знатоков и любителей философии. Равнодушными оставит их и аннотация, где говорится, что этот научный труд посвящен проблемам сравнительного изучения и интерпретации фольклора, зарождению и становлению английской и американской фольклористической русистики как особой научной дисциплины. Однако на самом деле книга А.Л. Налепина весьма интересна не только для фольклористов и этнологов, но и для специалистов по истории русской философии. Целый ряд статей, включенных в этот итоговый для исследователя сборник, имеет самое непосредственное отношение к истории русской философии, хотя философские темы трактуются тут в совершенно необычном, фольклорном ракурсе.
В статье «Возвращенное литературное наследие ХХ века: фольклористические аспекты» (с. 330—339) автор говорит о возвращении в нашу культуру таких неприемлемых в годы советской власти мыслителей, как Василий Розанов и Евгений Трубецкой. Жизнь и творчество Розанова и Трубецкого становятся объектами налепинского исследования, потому что, с точки зрения ученого, фольклор оказывается для этих мыслителей или креативной составляющей, латентным фольклоризмом, той народно-поэтической стихией, которая реализуется даже в их собственном речевом поведении, как у Розанова, или материалом для философско-социологического анализа современности (в первую очередь для Трубецкого).
Творчеству Розанова посвящены две работы — «Василий Васильевич Розанов и народная культура» (с. 340—365), «Невербальные компоненты поэтики В.В. Розанова и их фольклорные параллели» (с. 366—374). По мнению Налепина, несмотря на кажущийся фольклорный «нейтралитет» писателя, именно розановские «чудачества», «фольклорный код» поведения — сказочный («дурацкий») стиль поведения, в том числе литературного, — позволили Розанову не только создать свой собственный фольклор и стать его главным героем, но и сохранить творческую свободу в эпоху, которая требовала занять четкую, определенную социально-политическую позицию.
В статье «Иллюзии “жирного царства” (Гамлет русской революции)» (с. 375—383) речь идет о книжке Трубецкого «“Иное царство” и его искатели в русской народной сказке», опубликованной посмертно в 1922 г. Тема русской народной сказки «для философа мирового уровня, последователя и ученика Владимира Соловьева, автора книг, посвященных религиозно-общественным идеалам христианства, философии права, метафизической теории познания, русской иконописи и многих других, прямо скажем, неожиданная» (с. 377), — констатирует Налепин и ставит перед собой задачу объяснить, почему для Трубецкого, этого, по выражению С.Ю. Витте, «Гамлета русской революции», она оказывается глубоко закономерной. Для Трубецкого русская сказка стала ключом не только к философии русской революции, но и к мистической загадке русского национального характера. «В самом факте существования “иного царства” не как осязаемой конкретной материальной субстанции (“жирная утопия солдата-дезертира”), а как вечного стремления к нему, воспарения над жизнью (“полет к Ненаглядной Красоте”), видит Трубецкой будущее одухотворение России, ее грядущее Возрождение» (с. 380), — пишет Налепин.
Трудно не согласиться с мнением автора, когда он пишет о том, что в минувшем веке именно не профессиональные фольклористы, а такие мыслители, как Розанов и Трубецкой, предчувствуя наступающий духовный кризис, обратились к русскому фольклору на новом, мировоззренческом уровне, «исследовали его, как социально-нравственную субстанцию, во многом определившую судьбу России» (с. 23).
Вы можете скачать Одиннадцатый выпуск Бюллетеня /ЗДЕСЬ/
|