СЕМИНАР«РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ (традиция и современность)»

Доклады на семинаре

9 апреля («Дом А.Ф. Лосева»). Жизнь с мыслью: Вечер памяти философа, литературоведа, культуролога Георгия Дмитриевича Гачева (1929–2008)(Резюме)

/скачать/

«Я — человек, живущий и размышляющий о жизни». Так написал о себе Г.Д. Гачев в книге «60 дней в мышлении», «книге порога», книге-открытии: в ней рождался особый «гачевский» стиль, его неповторимый слог — визитная карточка в мире Духа и Слова.
Он начинал как литературовед в секторе теории Института мировой литературы. Здесь на рубеже 1950-х — 1960-х годов усилиями молодых ученых В.В. Кожинова, С.Г. Бочарова, П.В. Палиевского, Н.К. Гея, Ю.Б. Борева и самого Гачева создавалась новая теория литературы. Идея ускоренного развития литературы (автор называл ее «теорией относительности в гуманитарной культуре»), концепция содержательности художественных форм, исследования в области истории и теории образа, статьи о русской и болгарской литературе, книги о Чингизе Айтматове… — таков Гачев в ипостаси филолога.
Филологом он оставался всегда — много тонких литературных и языковедческих наблюдений и в его исследованиях национальных миров, и в работах по естествознанию. Но специалистом в узком смысле слова быть не хотел. Ему всегда было тесно в рамках одной дисциплины, отпущенная на волю мысль нудила раздвинуть рамки цехового, профессионального мастерства, объять необъятное, перепрыгнуть из филологии в математику, физику, химию, перетащив туда весь свой гуманитарный инструментарий, и сравнивать-сочетать электромагнетизм и романтизм, психологический анализ и строение вещества. А уж братско-сестринские сферы литературоведения, философии, психологии соприкасались и сплетались в его текстах почти всегда…
В нем жило стремление к синтезу, к диалогу, ко взаимному обогащению областей Культуры, к узнаванию близкого и родного в непохожем и дальнем, к видению Бытия в его творческой полноте. Отсюда и образность гачевского мышления, позволяющая сопрягать явления, не сопоставимые на строго-логический взгляд, раскрывать глубинные смыслы вещей, богатство их красок, их голосов, сливающихся в многоцветную и многозвучную симфонию Бытия.
Как ликовал Г.Д. Гачев, когда вошло в обиход умное понятие «культуролог»! Наконец-то в глазах академического сообщества он перестал быть беззаконной кометой, дерзко перерезающей чужие пространства, выскочкой-дилетантом, смеющим судить о том, что профессионально анатомируют и педантично раскладывают по полочкам сонмы ученых мужей. Впрочем, и культурологом Гачев тоже был нестандартным, переходящим дозволенные пределы — пусть широкие, но все же пределы. Он тащил на подмостки строгой науки живую жизнь со всеми ее вопиющими «не»: немудряща, неотесана, неприглажена… Уравнивал в культурных правах Бытие и Мышление. Провозглашал единство само- и миро-познания. Мысль у него рождалась из жизни и должна была в эту жизнь возвратить.
Как сам Г.Д. Гачев говорил о себе, его культурология экзистенциальна, мышление ПРИ-влеченно, а основной жанр, в котором он чувствовал себя абсолютно свободным, творчески распахнутым новым смыслам, — «жизненно-философский дневник». В этом жанре создано 17 томов серии «Национальные образы мира», книги «Естествознание глазами гуманитария», «Гуманитарный комментарий к физике и химии», «Математика глазами гуманитария». День ото дня, на протяжении 40 с лишним лет, он фиксировал опыты жизни и мысли, «секретарствовал» Бытию, руководствуясь формулой: «Не я, но мною». Подлинная диалектика души и духа раскрывается в этих «Писаниях» — называл он тома своих «жизнемыслей».
Гачеву были чужды скепсис и критиканство — холодные, бескрылые, самодовольные, стреножащие ум и сердце. «Разум Восхищенный» — вот его Вергилий по Универсуму существования. «Презумпция непонимания» — такова установка в познании самых разных предметов: от национальных логик до национальной еды, от явлений высокой литературы до личных, повседневных сюжетов. Он вглядывается и вслушивается в Жизнь, удивляется и вопрошает. И других призывает не судить, но восценивать иные понятия, верования, точки зрения, иные уклады народной и государственной жизни, иные модели поведения и характеры. «Возлюбленная непохожесть» — ее как величайшую драгоценность являет философ в своих «интеллектуальных путешествиях» по Англии и Америке, Франции и Германии, Болгарии и Польше, Прибалтике и Кавказу… Познание, движимое восхищением перед разнообразием Бытия, отражающим себя в национальных мирах и культурах, становится путем к пониманию, к преодолению взаимных претензий и счетов, рождает взаимное доверие, сердечную теплоту, без которой скудеет и стынет мир.
Последняя книга серии «Национальные образы мира» посвящена национальным вариантам религиозного чувства. А еще Г.Д. Гачев задумывал и писал «Философию быта — как бытия»… Сказать: «Не успел» — невозможно. Это не его, Гачева, слово. Бежать с судьбой наперегонки, спешить, успевать — он не стремился. Не зря же когда-то придумал себе девиз-эпитафию: «Упуская время, жил счастливо!», тем самым утвердив для себя абсолютность и полноту каждого мгновения жизни.

• О Семинаре и организаторах

• Программа работы Семинара на Февраль-Апрель 2009 года.

• Материалы докладов на Семинаре

• Работы о русской философии