СЕМИНАР«РУССКАЯ ФИЛОСОФИЯ (традиция и современность)»

Доклады на семинаре

Алексей Козырев, МГУ им. М.В.Ломоносова. Я и другой в русской философии /резюме/

(Вяч. Иванов, Памяти Вл. Эрна, мелопея «Человек»)

Тема «Другого» канонизирована в качестве философской темы именно ХХ веком. Тому есть немало причин: иное качествование жизни, ее убыстрение, неотвратимо влекущее за собой формализацию человеческих отношений, психологизация внутреннего человеческого «Я» как следствие индивидуалистических тенденций в новоевропейской культуре, стремление человека, для которого «Бог умер» (Ф. Ницше), избежать тотального одиночества в обезличенном мире, бросить якорь в душе другого человека... Причины роста философского интереса к «другому» можно множить. Однако бесспорно, что философия диалога, общения, открывающего в «другом» не просто ценность, но условие своей собственной самотождественности, есть общезначимая тема, обретенная ХХ веком. Русские философы оказываются здесь не просто в русле магистральных исканий, они во многом являются первооткрывателями и первопроходцами, а если мы вспомним о нарастающем на протяжении всего века в Европе интересе к творчеству Достоевского, то можно осмелиться сказать, что именно русский гнозис задает и определяет эту тему. Однако есть здесь мы отличаем себя от Европы: грани между самим собой и другим стираются порой до неразличимости: если для Сартра «ад - это другие», то для Флоренского или Булгакова «другой - это ты сам», для Бахтина другой - непременное условие самопознания и построения своей собственной личности.

Не стоит ли попытаться прочесть русскую философию как «страстное письмо», повествующее о духовном опыте её творцов, подчас далеко не бесспорном с точки зрения церковной ортодоксии, но тем не менее имеющем непреходящую ценность. Ведь философия является связанным с религией, но тем не менее вполне самостоятельным типом духовной практики и духовного познания человека. В этом своем аспекте она глубоко укоренена в античной, эллинской философии, праматери всякого европейского философствования. Неслучайно о. Сергий Булгаков скажет, что платонизм есть «подлинная, родная стихия русского философствования» . В этом своем качестве она имеет и определенное терапевтическое значение, играет роль своего рода medicina animae, вселяя в человека желание исцелиться. Если так понять ее основную миссию, ее самобытную роль в истории человеческой мысли, то можно увидеть в ней пронзительные по своей силе свидетельства о касании духовным мирам, мистико-поэтическую тайнопись истории человеческого духа. Современники ценили Бердяева, зачитывались Булгаковым, не пропускали новых книг Франка вовсе не за то, что в них на свет Божий родилась еще одна философская система, добавляющая головной боли гимназическим учителям, а за то, что находили в их книгах это «страстное письмо» (пусть и с «неверным адресом», по выражению Бориса Филиппова), отвечающее (пусть спорно и даже противоречиво) на необходимые вопросы их существования. «Канон» истории русской философии в целях ее пропедевтического изложения неплохо было бы пересмотреть. Имена останются, но акценты меняются. Скажем, у Булгакова таким «письмом» будет не «Философия хозяйства», а «Софиология смерти» или странички из «Интимного дневника», у Леонтьева - не «Византизм и славянство», а поздние письма о. Иосифу Фуделю или маленькая заметка «Над могилой Пазухина», у Соловьева не помрачающие неискушенное систематической философией сознание «Философские начала цельного знания», а «Краткая повесть об антихристе» и «Три свидания»... Ряд этот можно продолжить... Тема «Другого», «дружбы» будет здесь одной из «сердечных» или, если угодно, «осевых» тем, которую в России попытались решить ключе единосущия, эллинского «Ты еси», начертанного на фронтоне храма Аполлона в Дельфах. И здесь мысль и судьба, ноуменальное и персональное, Друг и другой, Дружба и дружбы переплетаются, образуя пестрый ковер, который александрийцы называли «строматы».

«Серебряный век» русской культуры отмечен не только взлетом философского и литературного творчества, но и яркой нюансировкой межличностных отношений. Философское конструирование различных парадигм, в которых Я соотносится с Другим, должно сочетаться с историко-культурной конкретикой, исследованием творческих связей и диалогов, «скрещений путей».

«Серебряный век» дает нам немало текстов, ставших своеобразным памятником межличностного общения в культуре «серебряного века». Это мелопея Вяч. Иванова «Человек», задающий тему задушевной дружбы-филии «Столп и утверждение Истины» о. П. Флоренского, ставящая проблему гуманизма и ценностей в культуре «Переписка из двух углов» Вяч. Иванова и М. О. Гершензона, последняя статья В. Ф. Эрна «Верховное постижение Платона», творчески осмысливающая платоновский «Федр», исследование М. М. Бахтина «Автор и герой в эстетической деятельности», далеко превосходящее контекст литературоведения и моделирующая отношения Я и Другого на примере творца литературного произведения и его героя. Философия диалога М. М. Бахтина потому становится столь востребованной в нашем разнообразном мире, что в нем катастрофически не хватает умения понять и принять Другого, утвердить и отстоять его право на самобытность наряду со своим. Вокруг этих ключевых текстов располагается целый континуум мелких статей, стихотворений, дневниковых записей, позволяющих выявить единство мыслительного поля связанных дружескими отношениями философов. Этот диалог не обрывается разлукой и смертью одного из них. Таким примером могут послужить некрологические сочинения Флоренского и Вяч. Иванова на смерть Эрна, диптих о предательстве С. Н. Булгакова, написанный с интервалом в 15 лет, как своего рода вариация на темы XI письма «Столпа» П. А. Флоренского, «Моцарт и Сальери» и «Иуда-Искариот, апостол-предатель». Все они решают сходные проблемы утверждения бытия Другого через любовь, трагедии одиночества, отчаяния, подмены, проистекающей из вмысливания себя в другого, конструирования образа другого по своему образу и подобию.

Обширная тема Я и Другого на «русском поле» ставит ряд вопросов, которые могут быть затронуты в докладе:

как "Я" открывает для себя бытие другого и через него видит самого себя.

как "Я" обретает в "Ты" Друга, говорит ему «Ты еси»; тема филии от Аристотеля до Флоренского;

как выглядят предательство, смерть, любезность, усталость в свете проблемы «Я и Другой»;

как русская философия мыслит личность и как в личности встречается уникальное и универсальное;

как понятия «единосущие» и «подобосущие» халкидонских споров становятся двумя образами отношения Я и Другого, переходят из богословия в антропологию;

что вкладывает русская философия в понятие "гуманизма" и какое отношение имеет христианский гуманизм к греко-европейской традиции.

1. Булгаков Сергий, прот. О Вл. Соловьеве / Исследования по истории русской мысли. Ежегодник за 1999 год. М., 1999. Публикация А. П. Козырева. С. 215.

О Семинаре и организаторах

Программа Семинара

Материалы докладов на Семинаре

Работы о русской философии