Бюллетень. Выпуск пятнадцатый. Лосевские дни

Шеваров Дм. Жизнь как встреча

В старых русских усадьбах была дальняя зала или комната, называвшаяся портретной. Там по стенам висели портреты предков и благодетелей. Это была не парадная галерея, куда приводят гостей, а место уединения. Место наибольшей сосредоточенности на мыслях о роде, о родовом предназначении. Сюда приходили с детьми и внуками, чтобы полушепотом, будто по секрету, поведать им об истории семьи, о деяниях предков. В пыльных сумерках портретной хорошо мечталось, думалось и многое прояснялось.

Что-то вроде портретной, пусть и временной, открывается сегодня в Доме Лосева. И сразу мечтается о том, чтобы в Лосевскую портретную приходили студенты и школьники. Не толпой, а, может быть, по двое-трое. Или чтобы сама эта выставка побывала в школах. Тот, кто побродит в тишине перед молчаливым рядом этих фотографий, тот, мне кажется, уже не будет кричать «Россия, вперед!», сжимая в руках банку с пивом. Фотопортреты Лосева станут для кого-то из мальчиков и девочек пред-встречей с миром русской мысли. И, быть может, кто-то из них подхватит нить лосевской мысли.

Помню, как в отрочестве тепловозные гудки звали меня на вокзал, я толкался у касс, бродил по перрону или протискивался между чемоданов, котомок и рюкзаков в зале ожидания. Люди спали, дремали или сидели в той смиренной задумчивости, какую я больше нигде не встречал. А иногда я шел на пристань, садился на катер и плыл на тот берег. Кого я искал — не знаю. Мне просто нравилось чувствовать себя в дороге, среди незнакомых людей. Было ощущение пред-встречи — томительное и очаровательно печальное.

Я возвращался домой счастливый и грустный, растерянный от возвращения к самому себе. После сутолоки вокзала или пристани уединение было особенно сладким. И книжка на столе, и стукоток бабушкиной швейной машинки в соседней комнате, и шуршание дедушкиной газеты, и тихое бормотанье радио.

Ни с кем я тогда ни на вокзале, ни на пристани не знакомился, и даже не заговаривал. Ну, быть может, краешком глаза любовался на какую-нибудь девочку-ровесницу, которая плыла на катере или на мгновенье появлялась в окне поезда. Взгляды для меня значили больше чем слова, а сердце было так затаенно счастливо, как будто я с кем-то очень близким и любимым проговорил до утра.

Когда я стал постарше, и пришло время студенчества, потом армии, и было много разговоров взахлеб, до утра, — такого ощущения тайны уже не было. Очевидно, в пору становления души молчаливое бродяжничество важнее бурного общения. Чтобы состоялась встреча, душа должна жить ожиданием встречи. Должна быть счастливая пред-встреча.

Простите мне это невольное отступление от темы, но я пишу обо всем этом с неотрывной мыслью об Алексее Федоровиче Лосеве. Да, я не успел с ним встретиться, но с тех самых пор, когда лет в семнадцать я узнал о нем, во мне жило ощущение пред-встречи с ним.

Помню, когда впервые увидел Алексея Федоровича на фотографии (кажется, это был журнал «Студенческий меридиан»), то вырезал этот снимок и положил в дневник. Очевидно, в Лосеве русская мысль так сосредоточилась, что сам его облик стал образом отечественной думы, располагал к рефлексии, он звал туда, в сокровенную тетрадку.

И еще думалось: если этот старец — наш современник, то, значит, есть и в нашем времени какое-то тайное величие, есть то истинное, что связывает нас с глубиной античности и с небом Евангелия.

Поступив в университет, я на соседнем философском факультете обнаружил шкаф с дореволюционными изданиями и малотиражными философскими сборниками разных лет. Выносить их было нельзя, вот я сидел и читал: Фихте, Шопенгауэр, Фейербах. Конечно, я был сильно разочарован этими мудрецами.

Они были какие-то чужие. А я искал родную истину, о существовании которой догадывался белыми июньскими ночами, и на меньшее, чем истина, не был согласен.

Это была, может, и не трагедия, но драма — чувствовать, что самое главное где-то рядом, а хватать пустой воздух. Ах, если бы мне тогда попалась хоть одна книжка Павла Флоренского, Евгения Трубецкого или Семена Франка... Но они не попадались, были истреблены или хорошо упрятаны. Но спасибо тому заветному шкафу — однажды я там наткнулся на Лосева. Может, и к лучшему, что это была не «Диалектика мифа» (что бы я в ней понял?), а более доступная слабому уму «Эстетика Возрождения».

Книжку же Алексея Федоровича о Владимире Соловьеве я купил летом в Кадникове, это близ Вологды. Там близ автостанции был чудесный книжный магазин. Он располагался в сильно ушедшем в землю купеческом доме, и поэтому в магазине даже в жару было зябко. О Соловьеве я знал еще со школы, на каникулах я ходил в читальный зал библиотеки и с восторгом читал его письма Кате Романовой в последнем томе ветхого дореволюционного собрания.

А тот снимок, что в молодости стал моей пред-встречей с Лосевым, был сделан фотохудожником Павлом Павловичем Кривцовым. Много лет спустя мы познакомились. Вокруг уже бушевало море цветного глянца, все переходили на «цифру», а Кривцов по-прежнему возился с черно-белой пленкой. Кому-то это казалось чудачеством и ретроградством, упрямством, идущим от крестьянских корней. Только когда вышел альбом Павла Кривцова «Русский человек. Век XX» стало понятно, что верность мастера черно-белой фотографии — это не инерция, а стояние в правде.

Приверженность Кривцова черно-белой фотографии сродни приверженности иконописцев канону. Это сознательное самоограничение в средствах, намеренное стеснение своего «я». Стилистика и темы работ Кривцова прямо отсылают нас к аскетике русской религиозной мысли, к узкому пути углубленного созерцания.

Сегодня черно-белая фотография так редко предстает перед нами, что она стала чем-то вроде монастыря для наших глаз. Она уводит наш рассеянный и возбужденный взгляд от агрессивной цветовой среды в трезвенное уединение еще неразделенной спектрально первозданной светописи.

В молодых стихах Алексея Федоровича есть такие строки:

Очей ребячливая радость
В тебе не меркнет никогда.

Так хочется, чтобы и мы, глядя в глаза друг другу, непременно встречали эту любовь, эту очей ребячливую радость.

К содержанию Бюллетеня

Лосевские дни

Вы можете скачать Пятнадцатый выпуск Бюллетеня /ЗДЕСЬ/