Бюллетень. Выпуск пятнадцатый. Культурная и научная жизнь «Дома А.Ф. Лосева»

Семинар «Русская философия».
Заседание № 85 (9 февраля 2012 г.)

Выступающие: Анастасия Георгиевна Гачева (ИМЛИ РАН), Геннадий Петрович Аксенов (ИИЕТ РАН), Виктор Петрович Троицкий («Дом А. Ф. Лосева»).

Тема: «Вечность неотделима от творчества и воскресения». К выходу в свет сочинений В. Н. Муравьева в 2-х томах (Составитель — А. Г. Гачева; М.: ИМЛИ РАН, 2011)».

Председательствующий: В. П. Троицкий.

Участвовали: Барабанов В. Л., Белякин В. И., Васильев Д. Ю., Васильева М. А., Взорова Е. А., Визгин В. П., Водолагина Ю. Я., Гитауллин Б. К., Грибов Л. К., Дмитриева Т. П., Добрый В. В., Духвалова М. П., Егоров В. Е., Ермаков В. А., Зайцев О. Ю., Иванова Е. В., Ивановская И. Н., Илясова В. А., Кирилюк И. Л., Китаева Е. Л., Климачева В. А., Козлова О. И., Козырев А. П., Корчало А. М., Кравченко С. Ф., Новиков Ю. Н., Мардов А. С., Марченко Т. Д., Меньшикова Н. А., Миргородский В. Н., Папиова Е. А., Печникова И. В., Половинкин С. М., Радовский А. Н., Режабек Б. Г., Резвых Т. Н., Рожнов В. С., Русова Е. Н., Садикова О. Г., Сиднева А. Н., Соболев А. В., Соснова М. А., Фокин П. Е., Хилтунен В. П., Чепуренко Т. В., Шатунова Н. А., Шершакова А. Н., Шибалова М. М., Шишкин И. М., Шулятиков В. И., Щербаков Ю. Н. Всего: 51 человек.

Резюме вечера, текст А. Г. Гачевой: Философ, публицист, общественный деятель Валериан Николаевич Муравьев (1885—1930) принадлежит к тем представителям русской мысли XX века, творчество которых только начинает осваиваться историками философии. И дело не в масштабе его как мыслителя — масштаб Муравьева сопоставим с масштабом ведущих фигур религиозно-философского подъема 1900—1910-х гг., — дело в том, что период философской зрелости автора «Овладения временем» (единственная книга, по которой его знают) пришелся на 1920-е гг., и протекал он не в эмиграции, а в Советской России, где возможность печатного обнародования религиозно-философских сочинений (а именно таковые создавал Муравьев) после знаменитой высылки философов 1922 года была почти равна нулю. Если в предреволюционное десятилетие статьи молодого Муравьева время от времени появлялись на страницах журналов «Московский Еженедельник», «Русская мысль», «Русская свобода», а в 1918 г. он был ведущим автором газеты «Заря России» и написал статью «Рев племени» для сборника «Из глубины», то в 1920-е годы он в основном пишет «в стол», в печать же проходит немногое, а если проходит, уже несет на себе следы жесткой самоцензуры.

Архив мыслителя сильно пострадал в результате ареста в 1929 г.: согласно протоколу обыска было изъято более 2000 листов рукописей — беловые тексты основных сочинений, а также обширная переписка. И тем не менее, хотя и с большими лакунами, многое из написанного им сохранилось — во вторых и третьих экземплярах машинописей, в черновых рукописях, ныне находящихся в составе личного фонда В. Н. Муравьева в НИОР РГБ. Это философская мистерия «София и Китоврас», работа «Культура будущего», главы и фрагменты работ «Оправдание истории», «Философия действия» и др. По черновым наброскам, отдельным фрагментам и планам можно судить об утраченных или незавершенных рукописях, в частности, о большом сочинении «Введение в философскую теорию множественности», о замысле книги по философии имени, философско-публицистическом цикле «Письма о социализме». В разрозненном состоянии находится философский дневник В. Н. Муравьева 1920—1922 гг., уникальный документ эпохи. Сохранились в архиве и художественные сочинения: пьеса «Советник смерти», социально-утопический роман «Остров Буян», прозаический цикл «Неприятные рассказы», литературные наброски. Интересны письма Л. Д. Троцкому, в которых развернута резкая критика марксистской идеологии и вместе с тем сделана попытка понять причины ее торжества на русской почве, исторические корни идеи социализма.

Тексты философских и художественных вещей, материалы работы над ними, планы и наброски не только раскрывают Муравьева как оригинального мыслителя, но и дают представление о круге его творческого общения. А в этом кругу были Н. А. Бердяев, И. А. Ильин, оказавшие на Муравьева, по собственному его признанию, «большое влияние», о. Павел Флоренский, А. Ф. Лосев, члены имяславческого кружка Г. А. Рачинский, Д. Ф. Егоров, П. С. Попов, вместе с которыми он подписал имяславческое исповедание веры, философы «федоровской» ориентации А. К. Горский и Н. А. Сетницкий, связанные с Муравьевым проективным характером мышления, общностью историософских тем и сюжетов, историк С. А. Котляревский и биолог Н. К. Кольцов и др. Некоторые из указанных фигур явились прототипами персонажей повести (а потом пьесы) «Советник смерти».

Начавшаяся в 1990-е гг. в России публикация наследия Муравьева постепенно возвращает его имя читателю (что касается Европы, то еще в 1983 г. немецкий историк философии М. Хагемайстер выпустил репринт «Овладения временем»). Г. П. Аксеновым были сделаны публикации в журналах «Вопросы философии» (1992. № 1) и «Библиография» (1993. № 1), изданы «Избранные сочинения» мыслителя (М.: РОССПЭН, 1998). В. Г. Макаров напечатал материалы следственных дел В. Н. Муравьева 1920 и 1929 гг. В 2011 г. в ИМЛИ РАН вышло двухтомное издание «Сочинений» мыслителя, подготовленное по материалам его личного архива (Муравьев В. Н. Сочинения: В 2 книгах. — М., 2011. В дальнейшем ссылки на это издание даются в скобках после цитаты. Римская цифра указывает том, арабская — страницу).

Один из афоризмов В. Н. Муравьева (афористический жанр привлекал его синтетичностью выражения мысли, способностью вместить в малом словесном пространстве большие смысловые пласты, умением через часть видеть целое) начинается словами: «Вечность неотделима от творчества и воскресения». Это динамическое толкование вечности в высшей степени характерно для Муравьева-мыслителя, опиравшегося на активно-христианскую концепцию Н. Ф. Федорова, с трудами которого он познакомился в 1920—1921 гг. В статье «Рев племени» (1918) в связи с событиями русской революции Муравьев ставил вопрос о религиозно-нравственных основаниях социального действия. В 1920-е гг., опираясь на Федорова, он говорит об онтологическом его фундаменте, о невозможности строить совершенное общество в несовершенном, страдальческом бытии, вверженном во власть «смерти и временности» (выражение Н. А. Бердяева). Углубляет он на основе активно-христианской концепции Федорова и свои теократические воззрения. Еще в статьях 1910-х гг., критикуя узкий духовный горизонт партийных лидеров, Муравьев подчеркивал: подлинное государственное строительство призвано быть «правовым», «культурным» и «религиозным», причем религиозное начало должно быть всепроникающим, одушевляющим все сферы жизни. Подобно Достоевскому утверждал, что вершина развития общественности, «последний идеал Государства» — не секулярные, половинчатые союзы, а Церковь. Теперь, опираясь на Н. Ф. Федорова, он выдвигает конечной задачей Церкви преодоление смерти, творческую регуляцию материи, воскрешение умерших и духо-телесное преображение живущих.

Развитие науки в истории шло по линии обособления от Церкви, в результате чего «Церковь осталась без орудия действия, но наука, ставшая обособленным, самодовлеющим действием, стала действием слепым и случайным». Современная наука, подчеркивает Муравьев, «не имеет общей цели и служит частным целям, ничем не связанным и часто друг другу противоречащим», отсутствие в науке нравственных ориентиров, неимение высшей цели приводит к тому, что наука начинает одновременно работать и на созидание, и на разрушение. Соответственно, задача Церкви именно в том, чтобы дать ей эту цель. «Научное действие должно стать церковным делом преображения мира» (I, 453, 454).

Образ такой «единой и соборной науки», воскресительной и жизнетворческой, не раз встает на страницах писаний В. Н. Муравьева. Как и образ новой культуры, политики, экономики, педагогики. Мыслитель намечает пути преображения межчеловеческих отношений, на которых преодолеваются извечные антиномии между «я» и «не-я», между частным и общим, индивидом и обществом. Принцип соборности дает основание братски-любовному, целостному союзу уникальных, неповторимых личностей, их творческому взаимодействию. Этот принцип универсален, он есть энтелехия не только людского общежития, но бытия, многоликого универсума, являющего собой распадшееся всеединство, к восстановлению которого призван человеческий род.

Творческое действие человеческого соборного целого у Муравьева распахивается за пределы земли, получает универсальное, космическое измерение. Новозаветное откровение о Иерусалиме Небесном прочитывается им как откровение о преображенной Вселенной. Но если в традиционном истолковании пророчества Иоанна рождению «нового неба и новой земли» предшествовала катастрофа: история, превратившаяся в арену апокалипсической битвы добра и зла, трагически обрывалась, то Муравьев, опираясь на идеи Федорова, вместе с А. К. Горским и Н. А. Сетницким защищает идею «активной апокалиптики», согласно которой история, коль скоро станет она соборным, богочеловеческим деланием, ведет к Новому Иерусалиму, но ведет не через катастрофу, а через преображение мира, через обоживающую регуляцию.

В 1921—1925 гг. Муравьев работает над текстом религиозно-философской мистерии «София и Китоврас», стремясь представить в ней те искания идеального строя жизни, которые, по его мысли, составляют сокровенную суть истории, отечественной и всемирной. В наследие от культуры Серебряного века он берет и форму, и проблематику своего сочинения, соединяет две линии разработки софийной темы, богословскую (шедшую от философских сочинений В. С. Соловьева к П. А. Флоренскому и С. Н. Булгакову и выводившую к новой постановке вопросов христианской космологии и антропологии) и художественную, представленную в эстетике и художественной практике русского символизма (А. Блок, А. Белый, Вяч. Иванов, полифонически развивавшие мотивы соловьевской поэмы «Три свидания»).

Сознание глубинной общности духовных исканий рода людского позволяет Муравьеву выражать одну и ту же идею как бы на двух языках — религиозно-философском, рожденном в лоне верующего, целокупного разума, и обмирщенном, детище секулярного мышления и культуры. Второй язык он активно будет использовать в статьях, предназначенных к напечатанию в советской прессе, в книге «Овладение временем как основная задача научной организации труда» (1924).

Уже в мистерии «София и Китоврас» одной из главных тем была тема времени. «Время — что это такое?» — спрашивает Китовраса София. И тот разворачивает перед ней целостную концепцию, основанную на диалектике понятий «времени», «вечности», «жизни».

Что касается «Овладения временем» (первое, «неподцензурное» заглавие — «Преодоление времени»), то книга вырастает из его занятий диалектикой единства и множественности, интерес к которой стимулируется общением с философами А. Ф. Лосевым и П. А. Флоренским, математиками Д. Ф. Егоровым, Н. Н. Лузиным, В. В. Степановым. В архиве Муравьева сохранились многочисленные планы и наброски, связанные с трактовкой «парадоксов единства и множественности», с замыслом большой работы «Введение в философскую теорию множественности» — от пифагорейцев, элеатов, Платона, Аристотеля до Лейбница и Георга Кантора. Он анализирует понятие трансфинитных чисел и рассуждает о Церкви как об «идеальной омеге», совершенном множестве, вбирающем в себя мир. В 1924 г. мыслитель завершает большую работу «Ипостасийное построение множественности», предназначенную для задуманного А. Ф. Лосевым «ряда сборников» по философии математики.

Анализ философских проблем математики, включающий разбор теории множеств Г. Кантора, сопрягается у Муравьева, как и у его собеседников А. Ф. Лосева и П. А. Флоренского, с размышлениями над философией имени, с построением «логики имен», в которой Муравьев видит «истинную философскую логику», долженствующую заменить логику, основанную на понятиях. Теорию множеств он активно использует и в трактовке проблемы времени. Мир состоит из множественностей, каждая из которых представляет собой свою множественность элементов. Время — показатель динамики множеств. А значит оно обратимо, и борьба с ним может идти через возобновление той комбинации элементов вещей и существ, которая имела место до их гибели, исчезновения. Целенаправленная деятельность человека в мире — деятельность «времяобразующая». Человеческая история движется в направлении расширения власти над временем, идет к полному овладению и управлению им.

Проблема овладения временем тесно связана для Муравьева с новой, расширенной трактовкой понятия «труд». Мыслитель рассматривает это понятие не столько с точки зрения политэкономической, сколько в плане философской онтологии и антропологии, определяет его как мироустроительную, созидательную деятельность человека в бытии, деятельность целенаправленную, сознательно-творческую, противостоящую силам дезорганизации и распада. Такая трактовка напрямую перекликается с идеями мыслителей-космистов естественнонаучной ориентации — С. А. Подолинского и Н. А. Умова с их представлениями об антиэнтропийной сущности жизни и труда человека, служащих возрастанию энергии, увеличению «стройности» в природе и космосе, предшествует ноосферным идеям В.И. Вернадского, видевшего в разуме и творческой деятельности человека «великую геологическую силу». Но одновременно она корреспондирует с религиозно-философским взглядом на труд у Н. Ф. Федорова, В. С. Соловьева, Н. А. Бердяева, С. Н. Булгакова, где человек выступает как соделатель и соработник Творца, призванный продолжить дело Божьего творения, и в этом высшее оправдание и высшее задание его труда.

Религиозно-философский смысл понятия «труд», восходящий к заповеди «обладания землей», данной Творцом человеку, к евангельскому слову Спасителя: «Отец Мой доныне делает и Я делаю» (Ин. 5:17), явственно прочитывается в мистерии «София и Китоврас». Соответственно и проблема «преодоления времени» переводится здесь в эсхатологический план, сопрягаясь с темой «свершения времен», с видением конечного состояния твари, где ни смерти, ни времени больше не будет. В книге «Овладение временем», предназначенной для советского читателя, Муравьев был вынужден затушевать этот смысл, и все же (по принципу sapienti sat) он проступает сквозь строки о «космократии», о действии, измеряемом «свойствами действующего множества — его мощностью (в смысле количества) и степенью его внутренней соборности», когда «победа над временем строго пропорциональна степени этой соборности» (II, 47).

Одна из центральных тем в книге «Овладение временем» — тема культуры, занимавшая Муравьева на протяжении многих лет. Еще до начала работы над книгой о времени он намеревался написать книгу о культуре, сделав ее своего рода философским исповеданием веры, обобщить в ней те идеи и понимания, что стали итогом его внутреннего развития в 1917—1922 гг. Он хотел дать свою трактовку вопроса о смысле культуры, духовных ее основаниях, кризисе современной культуры и путях его преодоления, который активно обсуждался в первые пореволюционные годы в литературных и религиозно-философских кругах. Книга написана не была, но ряд разделов плана, связанных с интерпретацией темы культуры в дохристианскую эру, в эпоху Средневековья и Возрождения, с активно-христианским пониманием культуры, был представлен в диалогах Софии и Китовраса, а замысел раздела, касающегося основ будущей культуры, нашел свое воплощение в работе «Культура будущего» (1925).

Муравьев развивал, прямо смыкаясь с о. Павлом Флоренским, представление о культуре как начале организации, как творчески-преобразовательной (на религиозном языке — преображающей) деятельности человека в мире. Культура для него не избыток, не роскошь, скрашивающая существование человека, но столь же равновеликая составляющая бытия, как жизнь и сознание. А творчество культуры есть эволюционный долг человека, который есть в то же самое время и его религиозный, божеский долг.

Муравьев выделяет два основных типа культурного творчества: символический, в котором совершается творчество идеальных образцов (искусство), исследуются пути, рождаются проекты и планы пересоздания жизни (философия и наука), и реальной, к которым отнесены «те виды деятельности, которые реально, а не только в мысли и в воображении изменяют окружающий нас мир. Это экономика, производство, земледелие, техника, медицина, евгеника, практическая биология, педагогика и т. п.» (II, 133). По убеждению мыслителя, в истории человеческой цивилизации эти два типа культуры оказались разорваны и разобщены, однако в «новой культуре будущего», уже сознательно ставящей перед собой задачу регуляции, деятельность «теоретически-символическая» и деятельность реально-трудовая должны соединиться, ведя ко всецелому преображению мира и человека.

«Преобразование вещей и организмов» (II, 153) неразрывно связано у Муравьева с преобразованием духовно-нравственным. Это две стороны одной медали, одно без другого не существует. Более того, голая материальная перестройка, подчеркивает мыслитель, искажает сами основы действия. Осенью 1926 г. Муравьев пишет друзьям-единомышленникам из разоренного монастыря Новый Афон, где переживает своего рода малое откровение, об отсутствии в современной секулярной культуре идеи духовно-нравственного возрождения человека. И со своей стороны выдвигает идею «культуры духа», которая вовсе не равняется «культуре интеллекта» (I, 511), но собирает всего человека, его мысль, чувство, волю, поведение, подчиняя их верховному идеалу, источник которого — Бог.

Из выступлений: 1. Выступивший первым Г. П. Аксенов остановился на некоторых деталях творческой биографии В. Н. Муравьева и подробно охарактеризовал основные идеи его работы «Овладение временем». Они сопоставлялись с современными исканиями в области «темпорологии» и кругом теорий, ставящих вопрос о «причине времени». 2. А. Г. Гачева рассказала о своей работе над архивом В. Н. Муравьева, затем специально остановилась на содержании и стилистических особенностях философской мистерии «София и Китоврас», впервые изданной в подготовленном ею двухтомнике 2011 г. 3. О контактах В. Н. Муравьева и А. Ф. Лосева в 1920-е годы, в том числе в связи с работой московского «имяславского кружка», говорил В. П. Троицкий. Он предложил также некоторые гипотезы о характере и возможном направлении развития намеченной Муравьевым «философии множественности», которая составляла некий синтетический комплекс с двумя другими учениями, разрабатываемыми у автора — «философией имени» и «философией действия».

К содержанию Бюллетеня

Культурная и научная жизнь «Дома А.Ф. Лосева»

Семинар «Русская философия». Хроника: октябрь 2011 — апрель 2012 г.

Вы можете скачать Пятнадцатый выпуск Бюллетеня /ЗДЕСЬ/