Бюллетень. Выпуск пятнадцатый. Культурная и научная жизнь «Дома А.Ф. Лосева»

Семинар «Русская философия».
Заседание № 81 (24 ноября 2011 г.)

Докладчики: Наталья Анатольевна Ваганова (ПСТГУ), Сергей Романович Федякин (Литературный институт).

Тема: О мировоззрении М. П. Мусоргского.

Председательствующий: В. П. Троицкий.

Участвовали: Ваганова Д. Н., Взорова Е. А., Визгин В. П., Витте М. Л., Галицкая Г. В., Гладкий Т. В., Голикова Г. А., Данчук М. В., Егерева М. М., Загорянская Т. М., Зайцев О. В., Иванова Е. В., Илясова В. Н., Койдан Г. С., Китаева Е. Л., Комаров С. Н., Овчаренко A. В., Половинкин С. М., Рожнов В. С., Русова Е. Н., Саинов П. М., Спиридонова Г. П., Всего: 22 человека.

Тезисы доклада С. Р. Федякина «Некоторые черты мировоззрения Мусоргского». — Обычно считают мировоззрение М. П. Мусоргского «народническим», вполне «позитивистским», материалистическим, смешивая с тем, что он говорил «согласуясь» с А. В. Стасовым и что говорил самостоятельно. Тем более что черты «народолюбия» — характерное веяние времени, Н. Н. Страхов не одобрял его у столь разных мыслителей, как Достоевский, Некрасов, Мусоргский.

1. Надпись на партитуре «Бориса Годунова»: «Я разумею народ, как великую личность, одушевленную единою идеею». Народ — единая личность. Здесь проявился органический взгляд на историю у славянофилов, почвенников, а позже — евразийцев; это — попытка определить суть народа или «конгломерата народов» (суперэтноса) и увидеть в этом организм, а не механизм, не только внешнюю «совокупность» людей.

2. «Национальный вопрос». В сущности, для Мусоргского это вопрос быть или не быть самим собой. Его друг — Виктор Гартман, русский архитектор, идеолог «русского стиля» (в коем, согласно косвенному свидетельству В. Стасова, была и «жидовская кровь»). Сестры Пургольд — из русских немцев, но они же — «русские музыкантши». Поэтому Александре Пургольд композитор пишет письма, где не принимает «неметчины» в музыке. А известное якобы «античешское» письмо Балакиреву говорит лишь о том, что чехи не хотят быть чехами, хотят быть «такими как все». (Интуитивно он совпадает здесь с К. Н. Леонтьевым.) И русские должны быть русскими, т. е. — самими собой, считал Мусоргский.

3. О знакомстве Мусоргского с мировой культурой и мировой философией имеются довольно скудные сведения. Но, по свидетельству современников, Мусоргский — один из образованнейших людей своего времени. В «могучей кучке» он самый начитанный, и не только в области художественной литературы. В юные годы читал немецких мыслителей (знал немецкую классическую философию), хотел переводить Лафатера. Потом был уверен, что немцев «опровергли». Интересовался материалистами (в молодые еще годы читал Гольбаха).

На самом деле очень важно понимать: мышление Мусоргского — очень своеобразное мышление: везде он вычитывал своё. Так, отзыв о Дарвине у него восторженный. Но он вычитал у Дарвина не то, что вычитывали многие, а то, что важнейшая задача для художника — познать человека. (Как ранее, еще совсем молодым, о том же писал Достоевский.)

4. Война с «немецким мышлением» — это война за русское мышление. Ведь каждый народ думает по-своему, подчеркивал композитор. В немецкой философии и немецкой музыке Мусоргский видел родственные черты: немец любит «разжевывать» (письмо Корсакову), русский же может быть более непосредственным. Важно не мысль «правильно построить» (немецкий стиль мышления), но докопаться до сути. Важно не музыку правильно выстроить (законы голосоведения, знание музыкальных форм, как это «бывает»), но главное — правда, а средства могут быть самые разные — какие для этого понадобятся. (Комментарий к своеобразности музыкальных форм композитора: «Рассвет на Москве-реке», «Блоха». Вариации настолько уходят от изначальной темы, что это — уже почти другие темы, но что-то внутренне родственное заставляет услышать продолжение произведения, как ту же самую музыку.)

5. Метод работы: он намеренно сторонился теории, как чего- то «навязанного» сочинению, интуитивно стремился постигать суть, вынашивал и рождал произведение. По складу — интуитивист. Вжиться — потом изобразить. Вживался в русскую историю («Борис Годунов», «Хованщина»), в образы других народов — близких («Сорочинская ярмарка») и далеких («еврейская» тема, «Тюильрийский сад», в «Хованщине» играл «немецкие» эпизоды), вживался в старину — «Старый замок», «Римские катакомбы» (и его оперы), в образы детей («Детская»), даже в предмет-образ («Гном», «Баба-Яга», или ранее — «Швея», «Шалунья»).

Этому не противоречит тяга к наблюдательству. «Народов разных наблюдал, да и тисну». Мусоргский всматривается, а не «глазеет». Схватывает суть. Салтыков-Щедрин насмешничал: мол, готов изобразить «извозчика, который потерял кнут». Но Мусоргский — по характеру дарования — мог изобразить всё, что было ему интересно. (Сравним и заметим, что потом Скрябин будет особо стремиться изображать отвлеченные идеи.) Нередки зрительные впечатления от его музыки, вплоть до иллюзий. Пример — «Балет невылупившихся птенцов», в музыке явно сквозит что-то «цыплячье».

В сущности, каждое произведение он создавал заново, как нечто уникальное. Возможно, поэтому мог писать одновременно две оперы, столь противоположные: «Хованщина» и «Сорочинская ярмарка». Каждая опера — уникальна (= единая «личность»), одна не похожа на другую, поэтому и «общается» одновременно с двумя разными замыслами. Вообще, был способен сочинять много произведений одновременно. Например, год 1874-й. После постановки «Бориса Годунова» примерно таков «срез» его замыслов и воплощений замыслов с мая по начало сентября: работает над несколькими сочинениями — «Хованщина», «Без солнца», «Забытый», «Картинки с выставки», думает о музыкальной сатире «Рак», замысливает «Сорочинскую ярмарку».

6. Везде у Мусоргского — личностный подход. Гордился, когда удавалось воссоздать характер другого народа, когда, например, музыку «Иисуса Навина» евреи приняли за свою. И боялся, что в «Сорочинской» не сможет передать особенности «украинского» начала. Та же направленность проявилась и в создании характеров. «Два еврея, богатый и бедный» из «Картинок». «Детская» — «С няней». «Женитьба» — суть каждого персонажа (прозу положил на музыку, характер важнее привычных подходов, что сочиняются только на стихи). Причем черты эти важны и в общем, и в групповом, и в индивидуальном. Личности — Борис Годунов, Шуйский. Социальные фигуры — юродивый, отчасти Пимен, в хорах, в «Хованщине» — дети, женщины, мужчины, «пришлые люди» и т. д. (Римский-Корсаков в своей редакции будет соединять: для сцены ему это покажется «пестрым». У Мусоргского же — подчеркивается важность «социальной группы», окрашено еще и историзмом. Не могут «разные слои общества» петь «одинаково».).

7. История — «ночная подруга» Мусоргского, любимое чтение. Отсюда происходит столкновение различных воль в его музыкальной драматургии. В «Борисе Годунове» запечатлена беда русской истории. Встреча в «Хованщине»: мир природы («Рассвет») и мир людей (движение к смерти), запечатлена трагедия человечества, человеческой истории. Но и «соборное начало» в этой трагедии. Все — действующие лица одной трагедии. (Соборное начало обнаруживается и в «Богатырских воротах»: песнопение, колокола). Вместе с тем, каждая эпоха — тоже личность, конец одной — начало другой (в «Хованщине»; в «Борисе Годунове»: конец перед неведомым будущим).

8. Итог. У Мусоргского — чуткость к неповторимому, личностному началу во всём: в природе, в человеке, в животном, в исторических типажах (еще особый пример — подьячий в «Хованщине»), в социальных группах, в народах. И — в музыкантах. В «Автобиографии» заметил: великие композиторы — достигают, другие же только разрабатывают. Нельзя останавливаться, надо идти дальше, открывать новое («к новым берегам»). Каждый крупный композитор — это особое музыкальное мышление. Недаром у него самого было постоянное стремление: каждое произведение — писать по-новому.

Тезисы доклада Н. А. Вагановой «"Народ хочется сделать": позитивистская эстетика и философия языка М. П. Мусоргского». — В русской музыке XIX века эстетика позитивизма нашла отражение в знаменитом программном тезисе Даргомыжского: «Хочу, чтобы звук прямо выражал слово, хочу правды». Она в этом качестве наиболее ярко воплотилась в творчестве Мусоргского, — с одной стороны, несомненного позитивиста, исповедавшего особую философию музыкального языка, и, парадоксально, с другой, — одного из самых апокалиптических художников в русской культуре вообще.

Следуя велениям времени, Мусоргский с увлечением читал «Систему природы» Гольбаха и восхищался Дарвином. Отрекаясь от оперных традиций, практически отказавшись (в «Борисе Годунове») от европейских музыкальных форм и клеймя «симфонических попов», Мусоргский всей своей творческой волей устремился к правде жизни, понимая ее, прежде всего, как достоверное воспроизведение в музыке живой стихии народной речи.

В письмах 1860—70-х гг. Мусоргский фиксирует свою всецелую увлеченность опытами создания нового музыкального языка. Он стремится к художественному воспроизведению человеческой речи во всех тончайших изгибах: «... звуки человеческой речи, как наружные проявления мысли и чувства, должны без утрировки и насилования сделаться музыкой: правдивой, точной» (письмо к Л. И. Шестаковой от 20 июля 1868 г.).

В итоге Мусоргскому удалось невозможное: мелос и гармонию он пересадил на формы языковой речи — и в итоге пересоздал музыкальную форму как речь.

Однако идейный этаж, метафизику, никак не удавалось изъять из художественного языка. Русский живописец искренне пытался быть импрессионистом, а приходил, в итоге, либо к критическому реализму, либо к символизму — у него не получалось оставаться на эмпирическом факте (impression), как это прекрасно удавалось французским художникам. Отсюда пресловутая «литературность» русской живописи. По тем же причинам в русской литературе не прижился натурализм типа Золя. Зато в общественных умонастроениях весьма долго оставались влиятельными принципы «натуральной школы» Белинского, позже обогащенные и переросшие в иное качество в направлении критического реализма, — и в творчестве Достоевского, в том числе.

Мусоргский, неизменно определявший человека как «общественное животное», призывавший художника «ковырять чернозем», в итоге «наложил на себя крест» и пошел «к светлой, сильной, праведной цели, к настоящему искусству, любящему человека, живущему его отрадой, его горем и страдой». Он в своей творческой эволюции показал, пожалуй, самый впечатляющий и мощный пример идейно-стилистической метаморфозы подобного типа.

Из выступлений и обсуждений: 1. Выступивший первым С. Р. Федякин, автор недавно вышедшей биографии М. П. Мусоргского в серии «Жизнь замечательных людей» (М., 2009), в основном сосредоточился на фактических подробностях жизни и творчества композитора, из которых вполне извлекались некоторые важные характеристики его мировоззрения и особенностей художественного метода. 2. Выступление Н. А. Вагановой, сопровождавшееся музыкальными отрывками из оперы «Борис Годунов», было посвящено философии языка М. П. Мусоргского, причем в сопоставлении с музыкальным языком С. С. Прокофьева и языком романов Ф. М. Достоевского. Попытка подобного междисциплинарного подхода вызвала после доклада оживленную дискуссию. Конечно, чрезвычайно интересно выявлять и понимать, как работает творческое сознание в одной исторической эпохе, но в разных сферах приложения, — в философии, литературе, искусстве, согласились участники семинара. Однако увидеть единства и параллелизмы затруднительно именно в силу невозможности полного или хотя бы адекватного перевода языка одной сферы культуры (например, музыки) на язык сферы другой (например, философии). По этой причине уже сама трактовка или спецификация эстетики Мусоргского как «позитивистской» вызвала несогласие некоторых участников обсуждения.

К содержанию Бюллетеня

Культурная и научная жизнь «Дома А.Ф. Лосева»

Семинар «Русская философия». Хроника: октябрь 2011 — апрель 2012 г.

Вы можете скачать Пятнадцатый выпуск Бюллетеня /ЗДЕСЬ/